[ Предыдущий раздел ] [ Следующий раздел ] [ На оглавление книги ] [ На главную страницу сайта ]

1. При оценке и сравнении теорий, при выяснении механизма возникновения теории, предназначенной для описания реальности, Фейерабенд неадекватно отражает фактор практики в порождении на данном материале соответствующей теории. Никаких характеристик практики он не видит, кроме не исчерпывающего ее характера, о котором знает и который возводит в абсолют. Из-за абсолютизации ограниченности практики всякое знание у него разваливается, всякие положения (утверждения) оказываются сколь уместными, столь же и неуместными. В лучшем случае теории пересекаются лишь в отдельных точках, что не позволяет устанавливать между ними соответствия и говорить вообще о каком-то кумулятивном развитии знания.

Что имеет в виду Фейерабенд, когда, пренебрегая незначительностью расхождения предсказаний теорий, делает упор на логической несовместимости, и что это такое? Ставя на первое место вопрос о логической совместимости, он желает сравнивать сущности, выражаемые конкретными теориями. Логическая несовместимость у него и означает несовпадение, отсутствие общности сущностей, относящихся к разным теориям.

«Логическая несовместимость» Фейерабенда означает невозможность редукции одной теории к другой, что, разумеется, справедливо. Редукция у него по существу имеет традиционный, классический смысл как, скажем, в случае намерения свести картину к краскам. И довольно основательное и верное доказательство Фейерабендом ее невозможности в разбираемом им вопросе отражает несостоятельность редукционизма вообще. В редукционистской модели, критикуемой (а в действительности принятой самим) Фейерабендом, параметры, факты, понятия, «значения» теорий разных уровней никак не связаны, что не допускает их сопоставления ни в каком отношении. К такому совершенно правильному заключению приходит Фейерабенд, и в этом заключается (если правильно понять этот результат) и этим в основном ограничивается ценность его работ. Делаемый же им из этого заключения вывод о необходимости эпистемологического анархизма - о признании различных представлений, теорий и методов равноправными (или произвольной степени основательности) и произвольности выбора среди них используемых для практического применения - находится целиком на совести редукционизма и при проведении редукционистского метода является вполне последовательным и закономерным итогом.

Условие совместимости теорий, требующее прямой, самостоятельной, редукционистской переводимости, т.е. фактически совпадения, их понятий, «значений», «сущностей», должно, очевидно, подразумевать (и естественно в этом предположении), что «сущности» теорий непосредственно отражают соответствующие «сущности» мира (что есть объективизм и метафизика) и что собственные утверждения частных теорий исчерпывают все существенные особенности работы с ними. Тогда теории с различающимися «сущностями» должны относиться (если вообще относятся) к разным сущностям самого мира, почему эти теории и нельзя сравнивать.

2. Как на существенный факт обратим внимание на то, что для ученого-естественника утверждение о некоторой связи и общности, скажем, галилеева закона падения (с постоянным ускорением) и закона падения, следующего из динамики Ньютона и ослабления силы тяжести с удалением от поверхности земли (с переменным ускорением), совершенно понятно и вполне приемлемо. Фейерабенд доказывает, что первый закон не следует из второго, так как область постоянства ускорения в предположении справедливости второго занимает лишь одну точку, а в любой другой результаты этих двух законов не совпадут, почему и свойство постоянства ускорения попросту не может быть обнаружено. Это верно, и одна конкретная теория сама не может следовать из другой или породить другую (что и означает невозможность редукции). И никто из практически работающих ученых не станет оспаривать формальных результатов абстрактно-точного вывода Фейерабенда. Однако у них определенно возникнет дискомфорт в связи с такой абстрактной постановкой вопроса выявления преемственности. Дело в том, что работающие «с природой» ученые всегда по крайней мере неявно учитывают конечную точность анализируемых данных и получаемых в связи с их обработкой выводов. Именно в смысле неразличимости результатов разных теорий при неизбежной конечной точности наблюдений (и сравнений) и понимают ученые принцип соответствия, при этом различию «сущностей», в противоположность Фейерабенду, не придается особого значения, так как «сущности» теорий отнюдь не считаются точными изображениями «действительных сущностей» мира.

Не абсолютная точность отражения мира в теориях и моделях имеет кардинальное значение для их появления и существования. Неточность, присущая конечной практике, имеет двоякое отношение к делам. С одной стороны, она не допускает абсолютного знания, но с другой - со стороны получения удовлетворительного результата - она позволяет, когда она допустима, удовлетворяться результатом не совершенно точным с бесконечным числом различных по существу аспектов, который был бы практически недостижим, а уже «попаданием» в некоторую ненулевую область возможных результатов. (Рыба может оказываться для нас свежей не только в какой-то единственный момент, но и в течение конечного промежутка времени, резко зависящего от привычек и обстоятельств и кажущегося нулевым лишь некоторым избранным в благоприятных для них условиях. И градаций свежести тоже может быть довольно много.) При неизбежно незеркальном отражении приемлемость не абсолютной точности создает предпосылки вообще для познания. В частности, именно этим обеспечивается работоспособность такого мощного средства познания, как аналогия, каковой является любая теория. Неточность, будучи приемлемой хотя бы временно на каком-то этапе, во-первых, позволяет отражать реальные состояния неисчерпаемой сложности (привычно выражаясь, с бесконечным числом параметров) моделями и теориями конечной сложности (с конечным числом параметров), что при конечной практике вообще создает предпосылки для их создания, и, во-вторых, порождает ненулевую область существования моделей и теорий, так как они могут сохраняться (быть результативными в применениях) и при некотором «шевелении» реальных ситуаций, т.е. быть применимыми не для единственного состояния, а и при изменяющихся (конечно, ограниченно) условиях. Следовательно, неточности, будучи допустимыми, играют конструктивную роль, обеспечивая теориям определенную устойчивость и тем самым возможность существования.

Требование абсолютной точности лишало бы любые теории области существования, делало бы невозможной никакую теорию (равно как и общение между людьми). Факты, понятия, значения - реальные, а не абстрактно-схоластические - существуют лишь в случае деятельности с конечной точностью, а в отрыве от деятельности, которая бывает только такой, не существуют. Реальные факты не являются исчерпывающими и их точность конечна. Работающие понятия и значения есть обобщения в определенной степени различных ситуаций и отношений к ним. А Фейерабенд имеет перед собой голую абстрактную схему понятий и фактов как точно и исчерпывающим образом отражающих по меньшей мере некоторые стороны ситуации, т.е. понятий и фактов, как бы самих по себе существующих в отображаемом теориями мире. Выставляя критерием совместимости теорий требование точного совпадения их фактических следствий, он по сути предлагает рассматривать факты, которых нет, и значения, за которыми ничто не стоит. Множество объектов, с которыми он предлагает работать, в действительности пусто, а весь реальный мир, как неприметный слон, остается в стороне.

(Профессор Ю.А.Петров в статье /58/, намереваясь работать с «содержательными» теориями, выясняя их формально-логическую «соизмеримость», по тем же причинам оперирует все же «бессодержательными» теориями. Дефект заключается в не соответствующем духу физики абсолютно серьезном принятии утверждений частных теорий как полных и исчерпывающих. Но ведь в физике кроме непосредственных «предложений», «имеющих синтаксис и семантику» (что в исследовании Ю.А.Петрова и принимается за содержательность, т.е. непустоту теорий), есть еще и особое отношение к ним, никак не отраженное в его анализе, а именно - принятие предложений конкретных теорий не как всеобъемлющих и абсолютно точных, а как условных и приближенных, чему соответствовало бы условное и приближенное сравнение семантик, когда «нерезкий» взгляд в ограниченной области мог бы и не отличить одну от другой.

Особенно сбивает некоторых на метафизический объективизм использование буквенных обозначений для физических величин. Легко сказать: скорость света равна c, - и рассматривать соответствующую семантику. Если же попросить не обзывать скорость света буквой, а взять ее действительное значение (что, строго говоря, потребует точного и исчерпывающего определения понятия реальной скорости, чего сделать нельзя), то многие затруднятся точно это сделать, хотя от соотношения между семантиками требуют абсолютной точности, а кто и не отличит скорость света от бесконечности, хотя вполне отличает семантику нерелятивистских «предложений» от семантики релятивистских. «Строгие» манипуляции с семантиками в анализе вопроса о преемственности физических теорий представляют собой метафизическую пародию на действительное отношение физической науки к реальности: профессор Ю.А.Петров просто перепутал физику с математикой. Настоящей целью при проверке соответствия теорий должно являться нахождение условий и точностей, при которых семантики пары теорий оказываются неразличимыми. Если это удается сделать при реалистических требованиях, то соответствие должно считаться установленным.)

Хороши бы мы были, если бы вздумали сравнивать теории с реальностью в терминах логической совместимости! (И ощущение похоже («логически совместимо»), если оно на что-нибудь похоже, конечно только на ощущение, на чем, в частности, основывал Беркли свое отрицание материи. Но непохожесть ощущения ни на что существенно другое вовсе не должна означать совершенной независимости его от чего-либо другого, не должна означать отсутствия какого-либо влияния состояний, отличных от субъективного ощущения, на это ощущение, невозможности определенного отражения объективного в субъективном.) И точно так же, как теорию имеет смысл сравнивать с отражаемой ею реальностью обязательно с учетом области применимости и точности отражения и предсказания, т.е. с помощью правильно понятого в существенных частях эксперимента, так же и менее общая, более грубая теория должна сравниваться с более общей, «истинной», для которой первая выступает как некоторое отражение, с учетом определенных условий и точностей, выполняющихся в модельных (теоретических) экспериментах, имитирующих деятельность, в которой порождается и используется более ограниченная теория.

3. Фейерабенд утверждает, что по отношению к разным теориям экспериментальные факты важны несопоставимым образом (вообще говоря, отсюда следует, что они и совсем не важны, так как важность познается в сравнении), что естественно при метафизическом представлении, что каждая (старая или новая) теория является всеобъемлющей, исчерпывающей, самодостаточной и равноважной во всех своих частях - при представлении, непосредственно следующем из редукционистского подхода с его фактически единственным уровнем.

Бесспорно, что строгий редукционизм должен обходиться только одним уровнем, что явно не соответствует реальному положению вещей. А оно таково, что существуют не только различные уровни, хотя бы отражаемого и отражения, но и иерархия теорий, представлений, подходов, и это различие со случаем только одного уровня очень важно в вопросе о понимании связи между различными теориями.

Отношение физической науки к реальности не исчерпывается утверждениями частных теорий и не равно им. Над ними стоят метатеории (или метапредставления), указывающие на необходимое отношение к частным теориям с их «сущностями». О важности представления о конечной точности теорий уже сказано. Точность непосредственно связана с областью условий, в которых с этой точностью применима теория. Но утверждения частных теорий часто формулируются как безусловные и по точности, и по кругу применимости, т.е. являются экстраполяцией. Ее незаконность обычно практически безвредна - или мы пока не вторгаемся в запрещенную область, или она нам уже известна, тогда «безусловный» закон не следует там применять. Но, тем не менее, чистые «сущности» замкнутых частных теорий, берущихся вне контроля метатеориями, а именно так абстрактно их и рассматривает Фейерабенд, есть экстраполяции, которые, строго говоря, не верны. Абсолютно ли истинно утверждение: ускорение падения постоянно (закон падения Галилея)? Конечно, нет. Оно условно, приблизительно, а эту приблизительность Фейерабенд как раз и не принимает во внимание и, следовательно, вместо относительных знаний фактически манипулирует ошибками.

При иерархической системе теорий, иначе говоря, при общем подходе (парадигме), разные уровни которого не равноправны, важны в разной степени и влияют друг на друга с разной относительной силой, вполне возможно определенное сопоставление конкретных, специальных теорий с фактами и друг с другом. Дело в том, что значения (смысл) фактов, теорий и подтвержденность теорий фактами или их несогласованность осознаются и формулируются на более высоких уровнях, чем проверяемые специальные теории, на уровнях, в большой степени индифферентных по отношению к выбору проверяемых теорий. Это снимает возникающую в одноуровневом редукционистском подходе и фактически анализируемую Фейерабендом принципиальную невозможность отобрать теорию по фактам, невозможность, вызванную тем, что понимание фактов определяется проверяемой же теорией, что замыкает логический круг.

Конечно, и верхние этажи лишь относительно устойчивы, особенно по форме (которая во многих случаях существенна). Новую частную теорию называют революционной тогда, когда она существенно корректирует метатеорию, более высокие уровни иерархии.

Одновременно с пониманием относительно слабой зависимости верхних этажей иерархической системы теорий от нижних уровней необходимо понимание того, в каком плане эти верхние этажи являются ведущими. Самые верхние определяют общие принципы: формы существования, отношение субъекта к объекту, принцип причинности, принцип развития, возможность получения объективного знания, критерии объективности, системную связь теорий. Но они не могут и не должны претендовать на излишнюю конкретность указаний: не могут диктовать ни фактов, по которым в конкретных реальных обстоятельствах строятся частные теории, ни конкретного вида получающихся частных теорий, ни конкретных границ их применимости. Игнорирование этого известного положения приводит к чрезвычайно разрушительным последствиям (как это произошло с генетикой).

В теоретическом плане это положение и объясняет высокую относительную устойчивость верхних уровней системы теорий: раз уж конкретные факты и частные теории не вытекают из общих принципов и требований, то эти общие принципы и требования сохраняются независимо от того, какими оказываются факты в конкретных реальных условиях и какие кривые мы по ним проводим. А сохранение общего, направляющего методы познания, ядра и позволяет сравнивать разные теории.

Фейерабенд в своей интерпретации оснований познания, требуя чисто объективных критериев истинности, не может, следовательно, придать никакого познавательного веса реальной практике. В таком случае с его же собственных позиций как его выводы, так и любые другие ничем не могут быть обоснованы (а надо сказать, на любой тезис можно найти сторонников). Поступая совершенно по его методе, иногда «логически» заключают, что нельзя доказать, что бога нет, так же, как нельзя доказать, что он есть, так что мнения по этому поводу имеют равные права на существование. Однако это равноправие существует лишь в чистой абстракции, в такой же абстракции, в какой практика, скажем, забивания гвоздей ровно ничего не говорит о том, можно ли будет обычным образом забить следующий гвоздь. Априори, безотносительно к опыту, возможность или невозможность таким-то способом забить гвоздь не имеет сколько-нибудь определенных и сравнимых вероятностей, кроме как опирающихся на ничем не обусловленные, ни с чем не связанные, вполне произвольные постулаты. Область существования таких априорностей и абстракций совершенно оторвана от действительной жизни. Рассуждать о реальности, о действительном существовании, не выходя из этой области, так же осмысленно и полезно, как, к примеру, выяснять, равны ли пять туков семи нукам. Полагать весомыми лишь критерии истинности, имеющие чисто объективную природу, не связанные с субъектом, т.е. не обращать внимания на уроки практики - это значит каждый раз начинать познание с нуля. Все же, по-видимому, человечество не только из самолюбия или излишнего самомнения должно счесть за эпатаж утверждение, что оно знает и понимает не больше, чем какая-нибудь амеба.

Как отмечалось выше, выводы Фейерабенда верно следуют из редукционистской позиции. Родственный редукционизму объективизм также проводится им последовательно и непротиворечиво. Поиск доказательности только в абсолютно объективном означает, что для проверки любого положения требуется знать абсолютную истину, т.е. частичное знание требует предварительного полного знания. Все или ничего. Не приходится, конечно, спорить с утверждением, что знание всего достаточно для проверки чего бы то ни было. В логической последовательности ему не откажешь. Жаль только, что эта последовательность не конструктивна и необъективно отражает действительный процесс познания.

Таким образом, вопрос о согласованности теорий по сути имеет следующий смысл, в котором он только и важен: было ли какое-нибудь непреодолимое противоречие в том, что сначала мы имели одну теорию (модель) реальности (например, классическую механику), а потом появилась другая (квантовая механика). Отрицает ли факт появления второй теории (но не сама по себе эта частная, хотя и более фундаментального уровня теория!) какую-либо объективную правомерность появления в прошлом первой теории? Вот как надо формулировать вопрос. Если отрицает - то первая теория не имела ко внешней реальности никакого отношения, не имела объективного содержания. Если противоречия нет и, более того, мы знаем, при каких условиях из класса контролируемых второй теорией (более широкой) возникла когда-то (и сейчас может быть построена) первая теория, то отрицания нет, и знание, выраженное старой теорией, имело отношение к объективному и новой теорией не отбрасывается целиком. Если бы, при невозможности согласовать теории, потребовалось бы полностью, совершенно отбросить старую, вроде бы работавшую раньше теорию как абсолютно чистое мечтание, то, между прочим, и новая теория повисла бы в воздухе как оторванная от огромной массы опытов, удовлетворительно описывавшихся старой теорией.

При рассмотрении вопроса о совместимости теорий и их объективном содержании необходим учет нескольких факторов, ни один из которых нельзя безнаказанно отбросить.

а) Частные естественнонаучные теории не имеют никакого смысла и значения сами по себе - без включения их в систему всех остальных знаний. Они практически не полны и не обеспечивают более или менее жесткой связи своих параметров и рекомендаций с реальностью. Если, например, попытаться применить на практике какую-либо частную теорию, не зная ничего сверх ее утверждений, то обязательно окажется, что ее исходные определения в действительности недоопределены, все ее утверждения совершенно произвольны по отношению к реальному миру и ничего сколько-нибудь определенного о нем не говорят и сказать не могут. (То же самое можно сказать о весьма распространенных обрывочных и несостоятельных с действительно научной точки зрения «теориях» прав человека, из которых с очевидностью сразу же то там, то сям вылезают уши бесправия и которые на самом деле немедленно сводятся в первую очередь к правам денег. Чтобы всерьез принимать эти теории за высокоумные и гуманные, а не за примитивные, безответственные или попросту лживые, надо обязательно забыть, что с успехом и делается, о некоторых, возможно, немногочисленных правах, например, о праве производителей на присвоение прибавочной стоимости или, скажем, настаивая во всех без исключения случаях на безусловной реализации права наций на самоопределение, вообще закрыть глаза на реальное состояние дел.)

б) Сравнение теории с реальностью должно проводиться по результатам деятельности, сравнение теории с теорией - по результатам модельной деятельности.

в) Адекватность теории неотделима от конечной точности предсказаний. Теории есть обобщения, т.е. дают один ответ на группу реальных ситуаций. Соответственно, и одна реальная ситуация может быть в некоторых отношениях с характерными точностями отражена разными, следовательно - «логически несовместимыми» теориями (моделями).

г) Наличие объективного содержания при конечной адекватности теорий доказывается работоспособностью теории в ограниченном круге условий - совместно с согласованностью теории со всеми другими знаниями.

4. Специалисты-физики обычно подразумевают неточность наблюдений как необходимое звено в процессе установления соответствия, непротиворечивости пары теорий, одна из которых является «пределом» другой. Правда, некоторые из них, излишне объективистски настроенные, бывают недовольны «субъективистским» налетом на любимые ими «законы природы», ссылаясь на то, что физика изучает внешнюю по отношению к субъекту, объективную реальность, почему, по Ландау и Лифшицу /13/, «связывание физических законов со свойствами наблюдателя, разумеется, совершенно недопустимо.» Физика, конечно, изучает объективную реальность, но делает это, преломляя через неидеальные, всегда ограниченные, обусловленные наблюдения, не давая зеркального отражения природы и лишь выявляя некоторые ее проявления в строго определенных ракурсах, зависящих от постановки и характера наблюдений, вне которых описание недействительно. Обобщение таких проявлений на каждом этапе не может превратить область справедливости какого-то закона в неограниченную, ничем не обусловленную.

Надо подчеркнуть, что при объективистском подходе, когда теории считаются отражающими только внешнюю реальность «как она есть» и никак не связанными с практической деятельностью, в которой в разной степени важны сущности разных уровней, разного рода общности и разного характера, ни иерархической системы теорий и представлений, ни относительной устойчивости и кумулятивности процесса познания нельзя понять: если одна теория верна, то другая (например, прежняя) просто неверна и все тут.

5. Теперь посмотрим, как реально устанавливается соответствие и преемственность теорий в некоторых конкретных случаях.

1) О соотношении законов падения с постоянным ускорением и с переменным.

Как может получиться теоретический закон постоянного ускорения падающих тел при том, что «в действительности» ускорение переменно, и какие причины (как мы понимаем) привели Галилея к формулировке закона постоянного ускорения?

а) Пусть ускорение непрерывно меняется с высотой.

б) Измерения ускорения производятся с ошибкой, не меньшей некоторой конечной величины.

в) Тогда будут существовать ненулевые интервалы высот, внутри которых замеры ускорения будут давать значения, для каждого интервала совпадающие в пределах ошибок.

г) Область наблюдений (разброс высот) не выходит за пределы одного такого интервала высот.

Если теперь учесть соотношение величины изменения ускорения в диапазоне высот, в котором работал Галилей, и точностей измерения ускорения, достижимых 400 лет назад, становится очевидным, что Галилей вполне однозначно (и это не умаляет его заслуг) был вынужден получить свой закон.

Во-первых, в такой ситуации заключение о постоянстве ускорения не будет противоречить данным наблюдения. Поэтому соответствующий вывод возможен, а для практических приложений, характеризующихся реально достижимой точностью, в области изученных высот вполне удовлетворителен. Эта непротиворечивость по существу уже обеспечивает формальное выполнение принципа соответствия.

Во-вторых, разумеется, в пределах «коридора ошибок» можно было бы с тем же «теоретическим» успехом взять любой из несчетного множества законов, отличающихся от закона с постоянным ускорением достаточно малыми отклонениями. Абстрактно выбор сделать нельзя. То есть, вообще говоря, из наблюдательных данных сам закон не следует, что хорошо известно. К такому выводу приходит и Фейерабенд, указывая в качестве выхода на свободный перебор «альтернатив». Интересно было бы посмотреть, как он перебирал бы теории из разрешенного континуума, предоставляя им равные права. Решением в таком случае может быть только выбор «на авось» или состояние буриданова осла. Агностики видят в этом неследовании подтверждение своей позиции. Конвенционалисты связывают выбор конкретного вида зависимости с соглашениями рационального характера. В действительности практический выбор «при прочих равных условиях» обязательно осуществляется в связи с важнейшей особенностью практической деятельности: при условии получения результатов одного и того же качества лучше и легче работать проще, чем сложнее, поэтому соответствующая стратегия и реализуется, - и лишь при забвении связи с практикой она может казаться чистым порождением разума. (Сказанное не всегда справедливо для чистой математики, где выбор соглашения или стратегии может рассматриваться в известном смысле как вполне произвольный. Прикладная же математика в последние десятилетия особенно интенсивно разрабатывала специальные методы поиска по экспериментальным данным таких параметров моделей явлений, да и самих моделей, которые, будучи совместимыми с экспериментальными данными, нераздельно включающими ошибки измерения, ведут себя наиболее устойчиво по отношению к изменениям в данных. Чистая математика в состоянии справиться с так поставленной задачей, но источник ее постановки - требование практической деятельности - лежит вне ее.)

Поэтому в экспериментальных данных в первую очередь замечаются наименее сложные зависимости, а более сложные учитываются только тогда, когда без них данные не описываются с нужной точностью. Тут явно усматривается близость к принципу «бритвы Оккама». Таким образом, в «коридоре ошибок» по данным проводится наиболее гладкая (простейшая) из возможных кривая, которая и берется в качестве описывающей факты. У Галилея это константа.

Правда, заключение о постоянстве ускорения Галилей обеспечивал еще и ссылкой на приверженность природы максимальной простоте, а какое ускорение может быть проще постоянного?! Хотя, быть может, нулевое? Но это противоречило бы наблюдениям. В принципе наблюдения могли бы показать, что и ускорение меняется. Тогда природа, вернее всего, предпочитала бы постоянную третью производную проходимого падающим телом пути. Все это напоминает Тигру из «Винни-пуха», который априори любил есть все, но апостериори - только рыбий жир. Итак, не природа (и тем более не бог) любит простоту, а человек без нее жить не может и всегда, сознательно или бессознательно, что-то упрощает. Как советовал Эйнштейн, не слушайте, что говорят физики, а смотрите, что они делают. И все же саму попытку апелляции Галилея к принципам природы нельзя считать вовсе неуместной. По сути он здесь занимался очень важным делом - согласованием теорий. И именно вся масса подобных согласований, проводимых по мере разрастания сферы и глубины практической деятельности, привела к естественнонаучному материализму.

В-третьих, область условий и точностей, в которых на каком-то этапе исследований практически могут быть проведены измерения, всегда ограничена, и закон, «обнаруженный» в этой области, всегда в ней «выполняющийся», не имеющий ограничений лишь в силу ограниченности области наблюдений, может и представляться неограниченным и быть экстраполирован на более широкую область или даже на бесконечную, тем более, что при его возникновении он часто выглядит и формулируется как безусловный (дальнейшее развитие знания превращает его из безусловного в условный). Последний из известных, на данном этапе самый глубокий из фундаментальных законов всегда формально выступает как безусловный.

2) О согласовании термодинамической необратимости с обратимостью механики.

Как появляется утверждающий необратимое развитие систем второй закон термодинамики в формулировке Клаузиуса: замкнутая изолированная система стремится к равновесию? Проблема возникает при попытке согласования этой необратимости с законами обратимой механики, согласно которым, как предполагается, движутся частицы системы. В соответствии с этими законами замкнутая система обязательно должна возвращаться сколь угодно близко к исходному состоянию (теорема Пуанкаре о возвращении). Правда, времена, разделяющие возвраты, для обычных систем чрезвычайно велики, но, тем не менее, «логическая несовместимость» налицо, ведь формально постулат Клаузиуса выступает как безусловный, а интервалы между возвратами велики для нас, но не вообще, не для механики или формальной логики.

Оказывается, что этот постулат возникает как обобщение результатов определенной специфической деятельности с в действительности обратимой системой, такой деятельности и в таких условиях, что обратимость не замечается, - с последующей экстраполяцией на любой гипотетически возможный характер деятельности, т.е. с потерей информации об условиях и причинах (если они вообще были замечены), порождающих изучаемые эффекты в строго ограниченном круге деятельности, т.е. с переходом условной закономерности как бы в безусловную. Выяснение всей этой последовательности условий и шагов в случае успешного разрешения проблемы и будет означать установление соответствия между термодинамическим и механическими законами. Одной «логической несовместимостью» здесь не обойтись, все не так-то просто.

Характерные и обязательные для возникновения рассматриваемого термодинамического заключения при обратимой механике особенности такой деятельности с системой следующие.

а) Тесно связанная с обычной практикой, порождаемая ею оценка степени неравновесности системы, вообще отсутствующая «сама по себе», безотносительно к чему-то внешнему, постороннему для набора частиц системы.

б) Типичная для практики конечная точность наблюдения отклонений от равновесия, выводящая из рассмотрения малые отклонения, для которых была бы заметна обратимость состояний, и делающая заметными лишь большие отклонения от равновесия, возврат которых в среднем происходит через огромные промежутки времени, что приводит к практической необратимости рассасывания неоднородностей.

в) Практически оправданное отбрасывание, неучет чрезвычайно малых вероятностей возвращения заметных отклонений от равновесия (это не то же самое, что отбрасывание нереальной возможности дождаться возврата через слишком большое время).

г) Практически оправданная (в обычных условиях, т.е. вообще говоря при ограниченной справедливости!) экстраполяция результатов, полученных за относительно малые времена наблюдения, на бесконечные (любые) времена.

В пределе системы с бесконечным числом частиц длительность периода Пуанкаре бесконечна для любого конечного отклонения от равновесия. В этом случае необратимое стремление к равновесию вообще не противоречило бы механике. Но своеобразная неточность наблюдений - ограничение конечными временами наблюдений (или неразличение бесконечно большого числа частиц и очень большого) - приводит к такому же утверждению и для конечной, но достаточно большой системы. Так, заметной практической ошибки не будет, если считать, что температуры чая и воздуха в комнате самопроизвольно могут только сближаться, хотя число частиц при этом конечно.

Без указанных особенностей работы с обратимыми системами никакая необратимость, никакой второй закон термодинамики не возникают, а вот такая специфическая деятельность с неизбежностью к ним приводит. Всякие конкретные законы и теории условны как по характеру изученных состояний субстрата, так и по способу его отражения, поэтому связать их с помощью редукции, не учитывающей давления условий, нельзя.

У Фейерабенда при анализе связи пары теорий не учитывается их условность по точности, что, как видно, необходимо для получения заключения об их согласованности. С другой стороны, если теории формально рассматривать как безусловные, то, соответственно, нужно отбросить требование точного совпадения их понятий и следствий. Так, указанная в настоящем пункте практическая неважность, неощутимость, несущественность ошибок и дефектов, вызванных экстраполяцией условной закономерности к безусловной, экстраполяцией, как раз и порождающей отдельную замкнутую теорию с ее точными и чистыми понятиями, значениями, сущностями, должна быть учтена в методологическом анализе. Непосредственное, без учета отношения метатеории, сопоставление «сущностей», получившихся в результате экстраполяции, есть попросту сопоставление того, что в теориях ошибочно. А это значит, что указываемые Фейерабендом нестыковки, несовместимости различных сущностей в определенной степени не важны и, следовательно, еще не могут служить основанием заключений о несовместимости теорий.

Фейерабенда беспокоит субъективный элемент в критерии принятия законов. Во-первых, он тут видит одну конвенциональность. Но законы не отбираются, а выделяются с вкладом субъективного. Во-вторых, в этом субъективном элементе работает и объективное. Что объективное отражает, например, постулат Клаузиуса? Если считать, что приведенная его интерпретация верна, то, между прочим, - соотношение характерных времен возврата неравновесных состояний и продолжительности нашей жизни.

Заметим, что исходное противоречие и его разрешение могут быть точно сформулированы, конечно, только в хорошо очерченной модели, где все факты понимаются полностью и однозначно, что для неисчерпаемой реальности сделать невозможно.

Ландау и Лифшиц /13/ (и некоторые другие авторы) указывали, но в совершенно неразвитом виде, на неопределимость и несуществование термодинамических параметров в строго определенный момент времени, без усреднения по некоторому конечному интервалу и соотнесения их с ним. Это наблюдение у них выступает как заключительная констатация, а должно было бы стать исходным пунктом всестороннего исследования. Ведь по сути тут выявлено принципиальное противоречие с их собственной объективистской позицией: если изучаемые термодинамические характеристики принадлежат самой системе, а она в глубинной основе - механическая, то никаким размазкам по времени (а также по пространству) неоткуда появиться.

3) О переходе релятивистской механики (С Т О) в механику Ньютона.

Довольно широко бытует мнение, что неограниченное увеличение (до бесконечности) значения скорости света переводит релятивистскую механику в механику Ньютона, и этого достаточно для понимания характера преемственности этих двух теорий. Однако тут есть некоторые трудности типа «логической несовместимости», на что верно указывает Фейерабенд (/55/, стр. 91).

Пусть, что ближе к действительности, скорость света фиксирована и справедлива специальная теория относительноcти. Какие тогда требуются условия, в которых была бы справедлива классическая нерелятивистская механика? Как бы она могла появиться?

Если смотреть лишь на формулы и подходить к получающимся величинам объективистски, то - только в случае строго нулевых скоростей частиц или тел, что неприятно, так как совпадение результатов двух теорий будет иметь место лишь в одной точке, что, как и в случае согласования Фейерабендом законов падения с постоянным ускорением и с переменным, не позволяет установить между ними соответствия. При нулевых скоростях сама нерелятивистская механика просто не появляется, ибо для нее нет никакой ненулевой области существования и она не могла бы проявиться для разных скоростей, которых не могло бы быть. Но обращая внимание только на предельные точки, можно договориться до того, что мы, якобы, обязаны работать только с абсолютной истиной, с абсолютным знанием.

У физиков тут проблем нет. Они подразумевают всегда конечную точность наблюдений, которая и порождает ненулевую, конечную область справедливости нерелятивистской механики. С ослаблением требований на точность эта область, естественно, растет. С увеличением же точности и в части старой, «нерелятивистской», области должны обнаруживаться релятивистские эффекты. Точность связана с мерой, определяющей область существования качественно определенного проявления эффекта, и методологу только лишь подразумевать конечную точность наблюдений при решении вопросов о согласовании теорий, их объективном содержании и возможности общения с пониманием и передачей знаний совершенно непростительно. Его задачей как раз и является явное, определенное, отчетливое указание места работы неточностей как в общей схеме познания, так и в частных науках.

4) О переходе волновой оптики в геометрическую.

Волновая оптика переходит в геометрическую при уменьшении длины волны света и при конечном разрешении изображений (возможно, совместно с некоторыми другими условиями наблюдения: см., например, анализ в книге Л.Бриллюэна /60/ роли места наблюдения тени от экрана). Так как обычно длина волны фиксирована, вся разница в эффектах происходит из-за различной точности экспериментов: достаточно хорошее наблюдение обнаруживает волновые явления дифракции и интерференции, более грубое может в некоторой области их не заметить.

Одно только формальное стремление длины волны к нулю не решает задачи согласования. (Указывая на это, Бриллюэн отметил: «Немногие ученые, по-видимому, ясно представляют себе важность этой очень общей проблемы» (/60/, стр. 223)). Какой бы короткой ни была волна, она все же волной и остается, приводя к характерным для волновых процессов явлениям, и в этом смысле геометрическая оптика не является пределом «самой по себе» волновой оптики, тем более что реально волна и не бывает нулевой длины, и именно при этом условии и надо увязать две теории, ведь геометрическая оптика возникла из реальных наблюдений. При обычном требовании стремления длины волны к нулю имеется в виду, что при любой произвольной, но конечной точности это требование обязательно сработает.

«Неизменность простого цвета (сохранение длины волны в процессах, на первых порах игравшее роль, подобную неизменным атомам в атомарной модели вещества. - В.Г.) - первый и главный принцип ньютоновской оптики. С какой точностью и достоверностью он был установлен? По-видимому, немало затруднений доставила Ньютону желтая настойка нефритового дерева, светящаяся синим цветом на дневном свету (флюоресценция эскулина). Если бы настойку удалось осветить чистым крайним фиолетовым светом, принцип Ньютона, по крайней мере для физика XVII в., был бы нарушен, при освещении фиолетовым появилось бы синее свечение. Но монохроматор Ньютона оказался недостаточно совершенным, хотя он и пользовался коллиматорной установкой с узкой щелью; флюоресценции (изменения длины волны при поглощении и последующем излучении света. - В.Г.) при однородном освещении Ньютон не заметил, и принцип был спасен. Перед нами нередкий пример того, как несовершенство опыта (в данном случае - конкретная конечная точность наблюдений, позволяющая заметить только очень грубый эффект и упускающая более тонкие. - В.Г.) способствует развитию науки. Трудно представить себе путаницу оптических представлений, которая возникла бы, если бы смещение Стокса (удлинение волны при флюоресценции, о котором идет речь. - В.Г.) открыли в XVII в.

Приведенный пример демонстрирует работу принципа соответствия в реальности, без перехода к пределам, которые в действительности никогда не достигаются. Более того. В ряде случаев, как в только что рассмотренном, при не слишком подробных и развитых теоретических описаниях явлений может оказаться трудным вообще обнаружить формальную величину, которую надо устремить к пределу, чтобы получить более простую теорию, как это обычно подразумевается в изложениях принципа соответствия. Здесь, например, для совершения предельных переходов надо было бы устремить к нулю просто сами эффекты изменения частоты света, что было бы слишком уж прямолинейно. В то же время бывает вполне ясно, каким образом менее общие модели возникают из более общих, какие условия и ограничения к этому приводят, так что связь двух теорий (представлений) для физиков очевидна и не содержит неясностей. К появлению менее общей модели может приводить уже одно только снижение точности наблюдений, если оно лишает возможности наблюдать, особенно в суженном круге опытов, какие-то эффекты более общего вида. Затруднительно и нет особой надобности искать во всех таких случаях описание, содержащее параметр, который надо устремить к пределу, чтобы подробное описание выродилось в упрощенное с потерей ряда тонких эффектов. Так что принцип соответствия в действительности следует понимать в более широком смысле, чем его обычные трактовки через пределы. Он должен пониматься вообще как необходимость закономерной связи результатов различных по точности действий, как их непротиворечивость, причем результаты более грубых действий более просты, менее богаты и разнообразны, а с точки зрения более общей модели должна быть видна неточность, необходимая для ненаблюдаемости тех или иных явлений. В такой форме принцип соответствия следует из самых общих представлений о реальности и возможностях ее познания и даже, можно сказать, как нормативный постулат является своеобразным выражением этих представлений. Так, ясно, что принцип соответствия как более первичный и глубокий, не следует в качестве вывода из соотношения классической и квантовой механик, хотя, конечно, он анализом этого соотношения подтвердился. Нормальными физиками всегда понималось, что появление квантовой механики не должно было противоречить старой классической механике, и такое положение было использовано в первую очередь Бором для получения некоторых количественных проверок его модели атома. Если установление соответствия между старой и новой теориями затрудняется, от этого становится плохо не принципу соответствия в его общей формулировке, а новой теории и (или) конкретным использованным процедурам установления соответствия, которые, следовательно, должны быть модифицированы. Если же в каком-то подходе оказывается возможным доказать некумулятивность познания или невозможность в принципе согласовывать различные теории, то от этого в силу той же гораздо большей основательности принципа соответствия должно становиться плохо самому этому подходу.

В статье Вавилова, обратившего внимание на конструктивную роль упрощений, нет только формального выражения достаточности для некоторых целей уже приближенного ответа (результата). К сожалению, идея Вавилова не была доработана и осталась без должных последствий, так что Фабрикант году в 1975-м сходу, чего можно было бы ожидать, не опознал ее в представленных ему первоначальных рассуждениях автора этой книги о неточности в действии при термодинамическом контроле над системой.

5) О согласовании квантовой механики и классической.

Обычно говорят, что квантовая механика переходит в классическую в пределе при неограниченном стремлении постоянной Планка к нулю. Но предельная ситуация не совсем удовлетворительна. Рассмотрим переход квантового описания частицы, находящейся в потенциальной яме, в классическое описание.

В квантовом случае допустимые состояния частицы в яме образуют дискретный набор. Их счетное (возможно, неограниченное) множество, и их можно пронумеровать числами натурального ряда. Классическая частица в яме может занимать любое из теперь уже непрерывного, несчетного множества состояний (континуум разрешенных состояний), пронумеровать которые дискретным индексом невозможно. При уменьшении постоянной Планка дискретный квантовый спектр сгущается, но не становится непрерывным, как того требует классика, что означает, что сама квантовая механика не переходит в классическую.

Окончательно проблему согласования решает опять-таки учет конечной точности наблюдений. Дискретный спектр, как бы густ он ни был, всегда отличается от непрерывного при абсолютной точности наблюдения: без масштаба сравнения понятия достаточной или недостаточной густоты не возникают. Если же наблюдение совершается с конечной точностью, то при определенной густоте дискретных состояний промежутки между ними перестают замечаться, и распределение состояний начинает выглядеть как непрерывное, так что по наблюдениям становится невозможным сделать выбор между двумя моделями описания явлений.

Можно сделать общее заключение о значении доказательств существования предела по какому-то параметру теории. Его наличие гарантирует существование ненулевой околопредельной области, в которой при наблюдениях с конечной точностью эффекты общей теории вырождаются в эффекты менее общей теории - опять же при аппроксимации экспериментальных данных в некотором смысле наиболее простыми из возможных в «коридоре ошибок» зависимостями. Очевидно, кроме простейшего закона в этом коридоре можно «провести кривую» и «истинного», более общего закона. Возможность одновременного описания с такой точностью экспериментальных результатов двумя теориями означает их согласование, непротиворечивость и уж по меньшей мере сохранение в более общей теории знания, отраженного старой теорией. При согласованных теориях из нового описания, соответственно его загрубив, всегда можно получить старое описание, так что в новой, более общей теории знание только уточняется без отбрасывания старого. В поисках нового знания перебирать альтернативы, конечно, надо, но отнюдь не с равными весами. По самому смыслу знание означает конец или ограничение возможностей альтернатив определенного рода, что, в частности, выражается принципом соответствия. Необходимо только подчеркнуть, что практическую, а часто и формально-теоретическую работоспособность этого принципа невозможно отделить от конечной точности наблюдений.

(Можно отметить, что выделение термостатики из механики не проще выделения классической механики из релятивистской или квантовой, так как в первом случае одновременно работают сразу три предела: адиабатический, предел точечных частиц и нерелятивистский, - причем стремление к адиабатичности должно опережать уменьшение размеров частиц.)

6) О скрытых параметрах в квантовой механике, или теорема Неймана как доказательство логической несовместимости.

Уже более полувека дискутируется вопрос о природе и причине квантовомеханических закономерностей и о возможности более глубокого, чем квантовомеханическое, описания и, в частности, такого, которое позволяло бы однозначно предсказывать события в отличие от вероятностного предсказания по квантовой механике. Могут ли существовать такие субквантовые (их называют скрытыми) параметры, контролируя которые можно было бы, скажем, однозначно предсказать место попадания частицы на экран после прохождения ею отверстия в преграде?

Имеются доказательства типа известной теоремы Неймана невозможности совместить существование скрытых параметров с принципами квантовой механики. Однако в подобных доказательствах (см., например, /54/) всегда или берут квантовые наблюдаемые в виде функций от скрытых параметров, т.е. как бы порождающимися самими скрытыми параметрами, или требуют жесткого соответствия между квантовой и классической логиками - это уж совсем по Фейерабенду. Доказательства не учитывают никакого вклада постороннего «давления» на модельные «первоначала» - скрытые параметры, порождающего определенный, отличный от «абсолютного», зеркального тип наблюдений и, соответственно, отличный от «истинного» тип наблюдаемых явлений, т.е. фактически доказывают опять ту же пресловутую «логическую несовместимость». Но, конечно, сами скрытые параметры не могут порождать квантовых наблюдаемых. Теорема Неймана в действительности доказывает только невозможность чистой редукции квантовой механики к модели со скрытыми параметрами, что, надо сказать, должно быть и без того ясно из общих соображений.

Не хотелось бы, чтобы это выяснение места теоремы Неймана было воспринято как утверждение о существовании строго детерминистских скрытых параметров.

6. Касаясь вопроса о связи и преемственности научных теорий, Я.Б.Зельдович в статье «Пути и цели науки» /63/ писал: «Анекдотический персонаж, который говорил <<Если прав Эйнштейн, то значит, Ньютон просто обманщик>>, ровно ничего не понял в специфике современного развития науки. Продвигаясь вперед, создавая все более точные и строгие теории, мы научились сохранять и находить правильное почетное место предыдущим теориям. Более того, мы понимаем и преимущества приближенных теорий в их области применимости, их принципиальную простоту.»

Удивительна непоследовательность Фейерабенда, наукообразно требующего совершенной последовательности в формальном обосновании теории познания и в результате абсолютно останавливающегося в этом «чистом» анализе перед проблемой одновременного понимания двух разных теорий, при том, что он, по-видимому, все-таки признает (без чего все обсуждение вообще не имело бы смысла) некоторую степень понимания одного участника реального диалога другим. Ведь нет абсолютно резкой грани между научно-познавательной деятельностью и, так сказать, обыденно-познавательной, между научным сообщением и обычным сколько-нибудь информативным разговором. Разница - лишь в степени объективности а также систематичности и упорядоченности. Если между разными теориями нельзя установить связь, то как же могут быть наведены мостки взаимопонимания между разными людьми? Разные, отдельные люди - это разные миры, - как говорит расхожая, но имеющая глубокие основания (хотя и не бесспорная) истина. Разница между ними не меньшая, чем между разными физическими теориями. Они имеют разные факты в разных условиях и воспринимают и осваивают их неодинаково. Однако наличия какого-то понимания между людьми, возможности более или менее эффективной, результативной передачи информации от одного к другому невозможно отрицать, и этот факт должен быть взят как бесспорный. Но тогда задачей методолога является не опровержение этого факта, чем по сути формально занимается Фейерабенд, а его осмысление, выяснение его причин и, следовательно, условий и дальнейшее развитие результатов анализа и их применение в разных областях, например, в вопросе о связи теорий.

Продвижение вперед в познании невозможно без определенной решительности, преодолевающей ограничения, которые всегда может выдвинуть чистый формалист. Новые построения могут содержать и серьезные ошибки. Действительно необходимое условие обнаружения и исправления ошибок - сравнение и согласование комплекса знаний с расширяющимся опытом. Если бы маленькие дети были принуждены учиться говорить - т.е. и общаться с миром - обязательно сразу точно «по правилам», родители, естественно, не услышали бы от них уморительных коверканий нормального языка и смысла, - но они и ничего бы никогда не услышали кроме, разве, бессмысленного лепета и крика. Дети, конечно, предпринимают усилия выразиться поточнее, но в затруднительных случаях у них хватает ума и смелости говорить хотя бы приблизительно. Только это и позволяет им сопоставить отклик с речевым действием и при необходимости скорректировать и действие, и отклик. Ошибочно считать строгий формализм лучшим, единственно претендующим на научность методом познания в целом.

Мера определенности заключений в вопросах познания не выводится из формальной логики. Подобная вещь - просто несостоятельное пожелание, не учитывающее реальности и разбивающееся о практику. Теория познания по характеру не очень-то отличается от обычных наук о природе - разве что она выше их по уровню, - и в этом отношении вовсе не походит на формализованную математику. Предметом и целью теории познания является не доказательство успешности (или неуспешности) познания или, шире, не построение «верной» системы познания, исходящие из некоторой системы формальных требований, а исследование реального процесса познания (что сближает познание познания с естествознанием вообще), открытие его (например, диалектических) черт, выявление возможностей и источников успешности, разработка критериев истинности и их усовершенствование на основе всего, что мы знаем и понимаем. Направленность в данном случае познания на себя напоминает саморазвитие гегелевской абсолютной идеи, в силу чего становится несомненным диалектический характер познания. В своем развитии теория познания должна стремиться ко все более точному отражению реального процесса познания, в котором формальной логике, очевидно, отведена подчиненная, служебная роль, но не роль единственного и исчерпывающего метода. Изучая и осваивая частные методологии естественных наук, что было бы совершенно излишним в формалистической схеме теории познания, гносеология в свою очередь должна вырабатывать рекомендации для них - т.е. и она сама неисчерпаема. И в ней, как и в физике, должен работать принцип соответствия: при развитии теории предшествовавшие взгляды должны пониматься, как и их источники. Так, с позиций диалектического материализма позиция Фейерабенда, ее мотивы, логика и результаты достаточно понятны. С этой точки зрения теория Фейерабенда есть додиалектический пережиток в материализме. Ее появление уже в наше время объясняется в основном весьма недостаточной разработанностью конкретных приложений диалектического метода в естественнонаучных областях.

Таким образом, несомненно, что разные теории, не исключая в чем-то и неверных, могут быть поняты одновременно и на единой базе (что необходимо как для исправления ошибок, так и для развития знания), хотя и не полностью и не исчерпывающим образом. В понимании всех этих отношений без диалектического метода не обойтись. В возникновении любой теории, концепции, представления участвуют как объективные, так и субъективные основания. Невозможно абсолютно строго разделить в знании объективное и субъективное. Конкретные замкнутые теории, формально выступающие как исчерпывающие реальность, являются все же ограниченными и приближенными реконструкциями мира, но тем не менее что-то говорят и о бесконечном и абсолютном. По этим причинам и в естественных науках для работы в широком плане недостаточно одних только материалистических представлений, необходимы также хотя бы основные элементы диалектики.

[ Предыдущий раздел ] [ Следующий раздел ] [ На оглавление книги ] [ На главную страницу сайта ]