[ Предыдущий раздел ] [ Следующий раздел ] [ На оглавление книги ] [ На главную страницу сайта ]


(Глава 4)

§ 12. О необходимости осознания статуса наук о природе как наук о соотношениях между явлениями, выделяемыми (формируемыми) из субстрата специфическим контролем и систематизированными в конечных моделях

Со времен создания развитой квантовой механики стала непосредственно ясной принципиальная неизбежность ошибок измерения и важность возмущений, вносимых измерением. Разумеется, и раньше понимали, что существуют неизбежные помехи, но в классической физике процесс уточнения представлялся чисто техническим и не ограниченным чем-то принципиальным как в плане средств достижения более высокой точности, так, и это главное, в плане сохранения самого характера модели и специфики явления с ростом точности. А как же иначе? Ведь законы механики или электромагнетизма - это законы природы! Куда они денутся? По достижении же квантового уровня оказалось, что воздействия на систему не контролируются сколь угодно точно, и этот факт должен быть непосредственно отражен теорией.

Надо сказать, что по давней механистической привычке свойства, характеристики параметров, переменных последнего, самого глубокого из известных уровня обычно понимались как свойства самой реальности, принимались онтологическими не только в рабочей модели, но и по сути в отражаемой моделью реальности. А практически, в работе, «последний» уровень действительно всегда выступает как элементарный, предельный, как предельная истина, ибо более тонкая и детальная работа пока не производится и системность элементов этого уровня непосредственно не видна. В такой ситуации понимание лишь временной «элементарности» подобных объектов и законов может происходить на основе преодоления старых механистических представлений на базе верной диалектической «метатеории» или попросту не основе горького исторического опыт расчленения прежде неразделимого и коррекции твердо установленного.

Что касается все углубляющейся иерархии «элементарных» частиц, то ученые уже более или менее привыкли к этому процессу. Иное дело - отношение к законам динамики различных уровней. Здесь опыт не слишком богат и, более того, недостаточно осмыслен.

Прямое отношение к разбираемой теме имеют лишь два крупных «поворота»: прояснение молекулярно-кинетической подоплеки феноменологической термодинамики и замена классической механики квантовой (переход от нерелятивистской механики к релятивистской на первый взгляд здесь менее впечатляющ).

Связь термодинамики (и статистики) с микроскопикой понята все же плохо. Решающий недостаток - почти полное непонимание роли способа контроля над системой в появлении характерных для термодинамики результатов и, соответственно, представление о термодинамике как о теории, описывающей собственное поведение больших систем «самих по себе». Менее известны трудности и разногласия в вопросе о классическом пределе квантовой механики. Несомненно, их нельзя в общем случае преодолеть без учета ненулевой неточности наблюдения (см. третий параграф третьей главы).

Не очень (а часто и полностью не) понято, что в решении вопроса о переходе одной конкретной теории (модели) в другую (принцип соответствия) принципиальное место должен занимать фактор конечной точности наблюдения (деятельности), как и вообще в вопросе о самой возможности появления в какой-то мере устойчивой и адекватной физической модели мира на любом этапе. Лишь ошибки («коридор ошибок») дают возможность построить не бесконечно сложную (что только и реально) модель. Нельзя безнаказанно сколь угодно уточнять параметры некоторой конкретной модели явлений: она от такого уточнения развалится.

Таким образом, оба указанных поворота не стали уроками, достаточно отучившими «научное сообщество» от фактически совершенной онтологизации открываемых законов, от представления о безотносительности их к способу контроля. (Имеется изрядная доля иронии в том, что, с одной стороны, «макрозаконы» и «макросвойства» считаются онтологическими, существующими «сами по себе», а с другой, как часто заявляется, сводимыми, редуцируемыми к более микроскопическим. Дополнительный пример - представления о сводимости химии к физике.) Эта привычная недиалектичность по инерции вполне естественно породила мнение о невозможности и в будущем превзойти точность квантовой механики.

Неизбежная связь физических законов (и вообще «законов природы») с соответствующими способами контроля, невозможность считать их чисто объективными, «внешнеприродными», следует из 1) конечности практики, не бесконечной точности деятельности и 2) из неисчерпаемости материи, бесконечности аспектов, открывающихся с повышением точности. Всякая реальная классификация связана с возмущением, накладывает влияние способа контроля, порождающего данную классификацию. Всякая реальная классификация, полезная для предсказаний, есть обобщение, поэтому ей эффективно и не может соответствовать абсолютно точный контроль, который только и мог бы дать чистую внешнюю, объективную, от нас не зависящую реальность.

Итак, в физической реконструкции мира никогда нет одной реальности самой по себе. Но это, конечно, не вызывает и не означает необходимости отказа от представлений о наличии объективной реальности, более или менее адекватно отражаемой в результатах исследований природы, что, скажем, неловко высказывал (а возможно и думал) Л.Бриллюэн в весьма знаменательной, но, видимо, не вполне оцененной книге «Научная неопределенность и информация» /60/. Он писал: «Современный ученый должен раз и навсегда отказаться от идеи реального объективного мира» (стр. 86-87), - неправомерно (следовало бы сказать: от идеи возможности точной реконструкции в его моделях этого реального объективного мира, от идеи независимости модели от «наблюдателя»), повторяю, неправомерно обосновывая это требование тем, что: «физические модели отличаются от мира так же, как географическая карта от поверхности земли» (стр. 87). Последнее же утверждение, если учесть его образность, верно и основано на законном отрицании следующей механистической картины: «Ученый (внешний субъект) смотрит на объект, предположительно не изменяющийся и не испытывающий воздействий под его взором» (стр. 86), - и усматривает, так сказать, законы природы самой по себе.

Подобные заявления Л.Бриллюэна об отрицании объективной реальности являются в книге совершенно посторонними и противоречащими всему его подходу к науке как изучающей внешний мир, который, следовательно, должен полагаться существующим (эту несогласованность отмечает автор послесловия И.В.Кузнецов). Но, тем не менее, эта противоречивость высказываний Л.Бриллюэна не является совсем уж неожиданной. Она проистекает все-таки из не совсем преодоленной традиции отождествлять знания о системе с ее собственным состоянием (а раз уж мира мы не можем отразить точно, то его, такого точного и абсолютного, и нет), хотя сам Бриллюэн и борется с ней и постоянно повторяет, что «ученый никогда не должен путать действительный внешний мир с изобретенной им физической моделью этого мира» (стр. 85). Последнее утверждение Бриллюэн высказывает при анализе методологических работ наиболее близкого ему по идеям Макса Планка.

На фоне некоторой путаницы такого рода, имея в виду общий дух книги, можно вполне рационально понять важнейшую мысль Л.Бриллюэна о связи знания с контролем, от которого никакая модель не может быть свободной: не следует подразумевать «существование внешнего мира, который можно наблюдать без всякого возмущения» (стр. 88). Смысл здесь в констатации: мир таков, что в реальности невозможно абсолютно невозмущающее наблюдение, которое только и могло бы отразить реальность точно. Следовательно, неизбежные ошибки «надо учитывать как составную часть теории» (стр. 138) (точнее сказать, в общем случае - учитывать это в метатеории).

Можно было бы подумать, что указания Бриллюэна о невозможности точного контроля следуют исключительно из его признания мира квантовым (а таковой грех непоследовательности, видимо, имеет место) с вытекающими из этого факта известными ограничениями на точность. Однако он анализирует роль неточностей в применениях и классических моделей. Его мысль о неизбежных неточностях является вполне общей, и в этом он сближается с диалектическим материализмом, хотя от него и открещивается - вернее всего, по незнакомству с ним и, конечно, по известной доле респектабельности, этого бича науки. По этим причинам ему вместе с другими физиками приходится в очередной раз открывать важные, как он сам считает, положения. Например. «Теория ј играет роль хорошего перевода с какого-то таинственного языка на доступный нам язык.» Но «перевод может быть верен лишь частично.» (стр. 57) «Давайте уясним раз и навсегда, что говорить о законах природы так, как если бы они действительно существовали и без человека, - значит безрассудно преувеличивать.» (стр.70) Фейербах сказал не хуже. Помимо этого, Бриллюэн считает познание неисчерпаемым и в целом кумулятивным. Фактически он придерживается некоторой разновидности деятельностного подхода: «ј сложность природы делает ј невозможным охват ее во всей присущей ей полноте. ј мы искусственно расчленяем ее на составные части и наблюдаем ее по частям. Открываемые нами законы зависят от способа подобного расчленения ј » (стр. 70)

Если же все это так, то должна быть подвергнута сомнению онтологическая элементарность любых законов и соответствующих констант. С другой стороны, знание, полученное в не совсем точной, но все же плодотворной деятельности, в какой-то мере отражает реальное состояние мира. То, что должно получиться на некотором материале в результате определенной деятельности, обусловлено объективно. Важно лишь правильно различать, что в результатах идет «от природы», а что - от «наблюдателя», так как, меняя характеристики деятельности, можно получать более разнообразные результаты, и число достижимых полезных результатов от этого процесса анализа и синтеза не может уменьшиться. В этом и заключается смысл и значение выяснения зависимости формы от деятельности.

И.Дицген давно сказал: «ј материалисты до сих пор не потрудились учесть субъективный элемент нашего познания и принимали без критики чувственные объекты за чистую монету. Эта ошибка должна быть исправлена.» (Цит. по /59/, стр. 451.) Он мог бы повторить это и сегодня.

Идеи, характерные для деятельностного подхода, все чаще появляются в различных областях науки, хотя обычно не очень ясно осознаются и еще хуже обобщаются. Показательный пример, имеющий непосредственное отношение к этому подходу, дают математические исследования последней четверти века, связанные с выяснением соотношения между детерминизмом и вероятностью. Развито направление, в котором проблема переведена в плоскость вычислимости, сложности алгоритмов - исключительно человеческих категорий. Сама система может быть вполне детерминированна, но (обычно так и бывает) ее поведение настолько сложно, что перед наблюдателем, не обладающим сверхчеловеческими способностями, она предстает как случайная. Дж.Форд, анализируя некоторые важнейшие аспекты этих работ, в статье /80/, без видимых опасений излишне драматизировать ситуацию выводит отсюда следующее предсказание (стр. 206-207).

«За три столетия ньютоновская динамика дважды спотыкалась о допущения бесконечности того, что на самом деле не было бесконечным: скорости света c и величины, обратной постоянной Планка h, т.е. 1/h. Стремление избавиться от этих бесконечностей привело сначала к созданию специальной теории относительности, а затем - к созданию квантовой механики. Теория сложности алгоритмов вскрыла третье неявное допущение бесконечности: на этот раз - бесконечной точности наблюдений и вычислений. Вследствие этого ньютоновская динамика сейчас стоит перед необходимостью третьего пересмотра, влияние которого на науку может по значимости не уступать двум предыдущим. ј Отказ ј от бесконечной точности требует пересмотра квантовой механики, не уступающего по масштабам пересмотру классической динамики.»


[ Предыдущий раздел ] [ Следующий раздел ] [ На оглавление книги ] [ На главную страницу сайта ]